В процессе поисков всякой интересной шняги по Третьему рейху, типа формы медсестёр и «подарков фюреру», мне раз за разом вылетали фотки некоего Йоахима Пайпера, из панцергренадерской дивизии СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер». Есть фотки эсэсовцев, которые наблюдаешь даже с некоторым эстетическим омерзением-удовольствием – все эти белокурые стати, все эти лица под касками. Они все молодые, и чаще всего, сознание их так и хоронит, в надежде, что милый дружок или не пережил войну и трибуналы, или как следует насиделся после неё. Но тут мальчик был показан в возрастной перспективе – вот он до войны, член СС с 1938 года, фотка из хорошего ателье, вот он мальчишески улыбается фотокорреспонденту, вот ещё, героический, вот как адьютант Гиммлера, вот конец войны – небритый, затравленный, с обидой зырящий в камеру. После войны – благообразный, со скрытой горечью в уголках рта, улыбается старательно, вот с собачкой, вот в шляпе. Гм.
Как-то заинтересовала именно эта персонифицированность явно очень породистого эсэса вкупе с лицом. Он на самом деле очень красивый, реально Тим Талер, когда улыбается, такому тянет улыбнуться в ответ, ему много всего хорошего сыпалось именно за обаяние. Солнечный мальчик. Я сделала реф – лица молодого, лица старого, повникала, порисовала. Кстати, когда рисуешь и лицом повторяешь лицо модели, понимаешь, что не слишком простой мальчик, честолюбие и самолюбие выражены и присутствуют.
И вот я читаю про его регалии, вижу сайты, которые по нему есть, даже у нас, бурные обсуждения про вах-героизм, про «всего лишь солдат!», про вах-какой-командир, про суд после войны (его взяли за задницу по эпизоду с убийством в Арденнах американских военнопленных, но смертную казнь отменили, поскольку показания, вроде как, доставали под пыткой), а потом плавно перехожу к эпизодам у нас, за которые батальону Пайпера дали прозвище «Паяльная лампа», то есть, про сожжение деревень под Харьковом - Красная Поляна, Ефремовка, Семеновка, Пекарщина. Читаю воспоминания: «Мы с сестрой вели корову, когда увидели Пайпера - хлёсткий такой, весь в коже, рыжеватый. А потом немец вывел женщину и троих детей, её отодвинул, детей расстрелял. Она упала, а он её убил тут же. Я тогда сестре сказал: «Тикать надо, а то побьют»».
И тут мне стало реально противно, что у меня в блокноте нарисовано это лицо. Потому что на нём, как ни тупо звучит, нигде эти вещи не проступали. Не клыков, ни кровожадности, ни малейших признаков. Сначала милота, большие надежды, «у меня всё зашибись!», потом «что-то пошло не так!», обида, затравленность, благообразность, раздражение послевоенное. И больше ничего.
По диагонали пробежалась по послевоенной биографии – после тюрьмы ему в ФРГ не понравилось, было мало уважения к ветерану, он свалил во Францию, где «Юманите» опубликовала статью типа «Смотрите, какой у нас тут замечательный сосед». Потом были письма с угрозами, и вот финал – дом закидали бутылками с зажигательной смесью нападавшие, он «начал палить по ним из всех видов оружия – но затем его что-то жутко испугало, и он в панике отступил назад». Нашли обугленное тело с утра, и, значится, похоронили в семейной могилке в родной деревне.
Казалось бы, тут награда и нашла героя, и многие прочувствованно пишут про «призраки сожженных, явившиеся Пайперу под конец и его испугавшие». Cпору нет, мог он и там помереть. Но детективы читают даже самые отсталые слои, и «обугленность до черноты» без анализа ДНК, и пассажи типа «…Франция ликовала, не скрывая радостного отношения к смерти убийцы. Даже в морге тело изувечили – вдове убитого сначала заявили, что голова у трупа пропала, а затем вернули череп, расколотый на части, с единственным зубом во рту» (какая такая зубная карта?) и про троих собак, которые охраняли дом, которых не убили и они прибежали утром, испуганные и слегка раненые… Организация ODESSA... Ну, такое. Южное небо Аргентины и милый пенсионер с новыми собачками, как вполне вероятный вариант.
