[mercredire]

Написала небольшой фанфик по мотивам обсуждения - почему у Сапковского не прописана была возможность усыновления детей магиками, раз уж многие магички так страдали от бесплодия, что на упоминание о своей бесплодности реагировали "предельно дико". В очередной раз поняла, что я пишу, как рисую - то есть, какое-то цветовое зрение на слова присутствует, но я не вяжу текст, а как бы собираю его из кусочков, причём для меня самой очень видно, где я вдохновенно пилю росчерком, а где тупо стираю и штрихую (в то время, как авторы, типа Сапковского, наверное вяжут тексты как шарфы!). В результате, когда мне кажется достаточным лишь лёгкий эскиз-зарисовка, совесть говорит, что нужен фон и проработка. А я не люблю большую проработку. Природная лень и энтропия очень сильны, но кто сказал, что с ними нельзя бороться Итак, эдикт о приёмных детях магиков, и что было дальше.

Надписи на пергаменте, найденном в ученической сумке на дне глинистого заброшенного колодца в Аретузе.

".. снись! Абонда, кого помнишь из детей магиков?"
"...Не пиши здесь! Она на нас смотрит!"
"... я тебе подсказала, помоги и ты!!!! Я не знаю почти ничего! Только Спиро Эйльхарт и близнецы Мец. Не помню, что с ними стало."
"...... у Глевиссиг одна с ней сгорела, а двое были медиками, вроде. Заразились?.. .говорю же, не знаю! Спроси Коротышку!..."
"...и как тебе удалось пройти вступительные испытания?! Черт, она заметила!"
"....! ."

...В детях будет ваше продолжение, и будущее ваше положите в них, ибо только так вы сохраните его.
(Цит. по Констан де Лафатер "Корпус документов из истории первого и второго магического Капитулов. Опыт анализа". Т.I)

Ведьмак размышлял. После всех усилий, всех предосторожностей, понадобившихся, чтоб попасть сюда - стоило ли оно того… Удивленные, яростные и расчётливые взгляды говорили о том, что многие в этом зале мечтают пообщаться с ним накоротке. Он усмехнулся - этим мечтам не суждено было сбыться. Им с Иеннифэр предстояло исчезнуть, так же неожиданно, как они и появились. Но пропустить событие они не могли. Первый после Танедда глобальный сбор, с обсуждением послевоенного устройства мира, прогресса магической науки и интеграции её с наукой немагической. И с одной из главных, хоть и не афишируемых частей программы - демонстрацией и обсуждением промежуточных результатов эдикта Ложи (ныне называвшейся снова Капитулом), секретного, но всё равно всем известного эдикта о приёмных детях магиков. Эдикта, принятие которого было во многом инспирировано «казусом ведьмака», как именовали для краткости историю с ним, Йеннифэр и Цири. Капитул проявил просто-таки невероятную широту взглядов, когда после долгих баталий, всё же сумел признать скрытые в этом "казусе" возможности для развития применительно ко всему магическому сообществу.

Геральт усмехнулся ещё шире, вспомнив их дорогу сюда, и сколько пришлось мимоходом развеять представлений об их ..."невещественности".

И оно того стоило.

Он вспомнил историю о том, как был принят эдикт. Магики, несмотря на секретность эдикта и его, в общем-то, рекомендательный характер, сразу же эту секретность разрушили. Поднялся шум до небес и крики о том, что Капитул не выполняет своих обязанностей, и занимается ерундой. Что продолжительность жизни магиков не даёт им шанса на привязанность к детям. Что вопрос был решён окончательно ещё при участии Тиссаи де Врие. Что бесполезное потакание атавистическому материнскому инстинкту может свести на нет научную работу, а чародейки погрязнут в пелёнках и сосках. Или, что это может дать новый импульс попыткам магичек с производительными гонадами забеременеть и родить, производя при этом на свет нежизнеспособных и юродивых. Чародеи, как могли, изощрялись в негативных оценках эдикта и наперебой расписывали возможные ужасные последствия. С течением времени, тем не менее, скандал затих, и обсуждение сошло на нет. Решались вопросы послевоенного политического и торгового устройства мира, приходилось всё сильнее бороться против т.н. "нильфгаардского" отношения к магикам, которое приобретало всё большую популярность в высоких башнях и кабинетах. И вдруг, сначала редко, потом чаще, чародейки и чародеи стали появляться на людях с детьми. Шли слухи о совершенно неожиданных усыновлениях, тема вдруг стала популярна, и опять оказалась на самом пике моды, только уже в совершенно ином ключе. Одной из первых появилась в свете со своим приёмышем Филиппа Эйльхарт. Ходили слухи, что она взяла ребенка из своей бывшей семьи, чуть ли не правнучатого племянника. После этого усыновления приняли массовый характер. Особым шиком считались близнецы, двойни и тройни. Магики усыновляли по пять и больше детей, многие гнались за модой на "разнообразие", впрочем, обилие послевоенных сирот делало это в каком-то смысле благородной практикой. В конце концов, некоторые дети вернулись обратно в приюты, но подобные случаи были единичными. Многие магики-родители, не рассчитав силы, но не желая бросать детей на произвол судьбы, пристраивали их в другие приёмные семьи, щедро платя за их содержание. А часть привязанностей оказалась устойчивой. Даже те, которые ведьмак ни за что бы не назвал возможными. Известные магички, решившиеся на эксперимент, в силу своей известности, не горели желанием прилюдно демонстрировать провал, даже после неизбежных первоначальных неудач. Эффект был... интересным.

Капитул избегал обсуждать промежуточные результаты эксперимента, оставаясь пусть в благосклонном, но молчании. Первый после Танедда сбор официально был посвящён вопросам послевоенного устройства мира, и именно это и обсуждалось на сессиях и заседаниях. Но одна, неявная, как подводная часть айсберга цель, стала ясна сразу. Подобно всем родителям на свете, магики, добровольно возложив на себя обязанности воспитания детей, ощутили неумолимое и жгучее желание хвастаться успехами отпрысков. Большинство из участников программы усыновления приехали с детьми. Побочным следствием немедленно сделались невиданно жесткие, поистине драконовские меры безопасности на сборе. Лютик, тоже приглашённый, заметил по этому поводу, что если бы какой-нито залётный упырь, скоятаэль или иное страховидло сунули сюда хоть кончик носа, разъярённые магики-родители моментально разорвали бы его на кусочки, испепелили и развеяли пепел, причем каждый при этом бы кричал "я, это сделаю первым я!". Также Лютик заявил, что по его наблюдениям, бабская стервозность и вредность чародеек просто-таки волшебным образом возрастает в присутствии их, волшебниц, детей.

- О боги! - стонал он, спрятавшись за спину Геральта и подкрепляя силы из бокала с Эст-Эстом, - они тут все как с цепи сорвались! Стоило мне только ущипнуть эту складненькую попочку белокурой нянюшки чада Глевиссиг, как мамаша подлетела, как чертов дракон, и отшила меня так, что аж до пяток продрало. И если она не выдыхала при этом огонь, то дымилась по-настоящему! Скажи мне, Геральт, что это было, черт побери? Что случилось с её сопливым сокровищем от нашего с нянькой флирта?!

- Послушай моего совета дружище. - Геральт улыбнулся, и отпил из своего кубка. - Обходи младенцев по дуге и не приставай к нянькам. Если бы я подозревал в тебе склонность к самоубийству, я бы сказал - и не клейся к чародейкиным дочкам, но ты же не идиот.

Поэт задумчиво покачал головой. Многие девочки в зале в ближайшем будущем обещали стать прям-таки ослепительными красотками, но мысль о том, чтоб предложить даже половозрелой дочери магички или магика что-то, о чем неизбежно прознает родитель, вызывала крупную дрожь в коленках.

- Ухлестывать за чародейкиной дочкой без обручального кольца за пазухой и не будучи при этом королём или чертовым герцогом очень похоже на самоубийство, - проворчал Лютик. - Неизвестным самому себе способом. Вы с Йеннифер удивительно спокойные на этот счёт родители, но у вас свои причины. А эти... Нет уж! По обе стороны Яруги не перевелись ещё сговорчивые подавальщицы в трактирах, да и бордели не пустуют!

Поставив бокал на стол, Лютик повертел головой по сторонам и стал пробираться к возвышению, где стояли музыканты, тщательно следя за тем, чтоб не попасться на глаза Сабрине.

Послышался лёгкий шёрох, и Геральт обернулся. Сзади стояла Триссв темно-голубом кружевном платье, волосы, спадавшие на спину каштановым водопадом, подхвачены резными костяными гребнями, в руках стопка пергаментов и книг. Лицо чародейки разрумянились от смущения, но смотрела она прямо и сердечно.

- Ты здесь... Мне сказали, вам удалось приехать.

- Трисс. - Геральт сделал шаг навстречу и поцеловал чародейку в мягкую абрикосовую щеку. - Ты тоже здесь.

- Да, была на заседании, - она показала на стопку пергаментов в руках. – И через час встреча с нильфгардцами. Я пришла сразу, как только мне сказали, что вы здесь. Жаль что... Цири, конечно, не смогла приехать. Передавай ей от меня огромный привет. И... не знаю, как сказать, но пусть простит меня за всё то, за что следует прощать. Если сможет.

- Конечно. Я передам. – Геральт замялся и сделал неопределённый жест рукой. – А ты сама… ты не участвуешь? В программе?

Трисс взглянула ему в глаза.

- Нет, - она запнулась. – Нет, Геральт. Дело в том, что я знаю себя. И многое пришлось узнать заново. Я подруга, коллега, сестра, но не мать. Мы много говорили об этом, ещё с Аретузы, страдали, обсуждали, но когда появилась возможность... Выбор - это всегда отказ от чего-то ещё. Я выбор сделала, Геральт. Во мне нет этой жилки, и, поверь, я достаточно времени стыдилась этого и жалела себя. Сердилась на всех, кто смог, и даже на вас с Иеннифэр. Потом стыд ушёл. Осталась печаль.

- Я понимаю. - Он склонился к её руке и поцеловал, легко и нежно. - Она вздрогнула, и посмотрела ему в глаза. – Спасибо. А сейчас я пойду, найду Йеннифер. Я до смерти соскучилась по вам обоим, но есть вещи, которые женщины предпочитают обсуждать без мужских ушей. Прошлых и будущих мужчин...жажду наживы, новые заклинания и всё такое. - Она сверкнула улыбкой и исчезла в толпе. Геральт смотрел ей вслед и улыбался.

Через некоторое время Йеннифер вернулась и весело приподняла бровь, заметив всё ещё блуждавшую на его лице улыбку. Они стояли рядом, принимая приветствия и болтая со знакомыми. В толпе он заметил Францеску - как всегда, безупречно яркую и блистательную. Как всегда, все женщины вокруг неё смотрелись безнадёжными простушками. За ней следовали три девочки-подростка в разноцветном шифоне. На её фоне они смотрелись... странно. Все три, несомненно, были полукровками. Лицо старшей из девочек уродовал несомненный шрам от ожога. Ида Эмеан плыла в кильватере процессии, в шифоне и муслине осенних цветов.

- Здравствуй, Францеска. - окликнула её Йеннифер и махнула в знак приветствия. Эльфка приблизилась, девочки рядом с ней сделали реверансы разной степени неуклюжести. Ида Эмеан просто улыбнулась. По еле заметному знаку Францески, Ида Эмеан повела детей к столу, заставленному блюдами с печеньем, засахаренными фруктами и чашами с лимонадом и пуншем.

- Сразу трое! - подняла брови Йеннифер, взяв ведьмака под руку и чуть сжимая. Геральт встряхнулся и оторвал взгляд от девочки с ожогом, зыркнувшей на прощанье зелёными глазами из-под пепельной челки. Это был цвет пожухшей травы, не изумрудов. И всё же...

- Городское дно бежалостно к полукровкам. Даже больше, чем к чистокровным эльфам. - Францеска ответила на незаданный вопрос, глядя на Геральта. - Всех, или почти всех ждут бордели, или заведения, маскирующие эту функцию другими названиями. Они платят за несколько мгновений удовольствия родителей всей жизнью. Спасти всех - нереально. Aen Seidhe не имеют такой возможности. Но я была беспристрастна. Я взяла первых, первых из тех, кто встретился мне в первом из приютов.

Геральт прочистил горло:

- Это... достойно. Госпожа Финдабаир.

Эльфка гордо вскинула голову:

- Они не забудут своих корней, ни с той, ни с другой стороны - в этом я ручаюсь. Они станут мостом. Или же, - она горько усмехнулась, - первыми его досками.

Иеннифер серьёзно, без улыбки пожала ей пальцы, и еле заметно сморщилась от боли - магически вылеченные косточки кисти всё ещё причиняли неудобства. Францеска отошла. Внимание ведьмака привлекла Филиппа Эйльхарт - сияющая, яркая, в темно-зелёном бархате, она что-то говорила высокой строгой Шеале де Танкарвиль. Рядом стояли две стажёрки из Аретузы (как просветила его Йеннифер). Узкая ладонь Филиппы легко лежала на плече рослого рыжего мальчика в коротком, расшитом серебром черном дублете. Мальчик выделялся на фоне других детей – у него был прямой взгляд, густая шапка вьющихся волос и ясная улыбка. Явно рисуясь перед другим мальчишкой лет десяти, он раскрыл ладонь, и с неё спорхнули магические бабочки, тут же лопнувшие с лёгким треском. Оба захихикали, и Геральт поймал яростные взгляды, устремлённые на Филиппу и её сына из разных углов зала.

- Филиппа, как всегда, сорвала самый большой куш. - обронила Йеннифер, наклонившись так близко, что сережка коснулась его щеки, а в ноздрях защекотало от запаха сирени и крыжовника. - Мальчишка чертовски похож на неё внешне, и есть явные магические способности. Школа в Бан-Арде уже готова принять его. Вряд ли Филиппа так сразу на это согласится, но сам факт...

- Как я понимаю, есть и такие, кто считает это непозволительной роскошью. - тихо ответил он. - Ведь ей, получается, чуть ли не единственной не грозит быстрая разлука с ребенком. Быстрая по магическим меркам.

Йеннифер взглянула на него и ничего не сказала.

Мимо прошла Кейра Мец с двумя щекастыми малышами на руках, как две капли воды похожими на купидонов. Геральт подозревал, что тут не обошлось без чар левитации - легкая, стремительная походка чародейки не вязалась с очевидным, и немалым купидонским весом.

Также Геральт видел, что со времен последнего сбора на Танедде, чародейская мода претерпела некоторые изменения. Все, кто сегодня пришёл с детьми, хоть и оделись ярко и броско, но уже не щеголяли полупрозрачными юбками и блузками, а также украшениями, которые было легко схватить. Чем старше были дети, тем большую экстравагантность в одежде, по идее, могли позволить себе чародейки. Но - о диво - практически не позволяли.

- Погляди - хихикнула Йеннифэр. - Сабрина с тройняшками! - на другом конце зала укутанная в тёмные шелка, обвешанная ониксами Сабрина Глевиссиг что-то втолковывала двум разряженным в пух и прах и насмерть перепуганным нянькам. На их руках сидели мальчик и девочка, ещё одну девочку держала сама Сабрина. Всем детям было не больше полутора - двух лет, одеты они были в изящные черно-белые платьица и шахматной расцветки кафтанчик. Мягкие тёмные волосы покрывали расшитые чепчики. Сабрина поцеловала девочку и расцвела улыбкой навстречу кому-то, няньки продолжили механически укачивать хныкающих детей, бросая робкие взгляды по сторонам.

Доррегарай из Воле стоял в центре группы из пяти долговязых мальчиков-подростков, одетых в зеленые и охристые цвета. Все материалы одежды, разумеется, были экологичны и не наносили ни малейшего вреда природе. Доррегарай, насколько можно было уловить ведьмачьим слухом, оседлал любимого конька, и указывал на мех и кожу исчезающих видов, представленные в одежде магиков несмотря на войну, людские несчастья и связанный с этим урон для экосистем. Подростки хмурились и качали головами, некоторые сжимали кулаки. Геральт вдруг почувствовал, что несмотря на всё своё негодование и обличительский пыл, Доррегарай почти счастлив, находясь среди единомышленников, пусть это были его собственные дети невеликого возраста.

- Госпожа Йеннифер, господин Геральт! - раздался из-за спины приятный, низкий голос. Они обернулись и увидели Ассирэ вар Анагыд в темно-сапфировом платье, скромном, но за счёт кипенно-белой отделки и жемчужного ожерелья - чертовски элегантном. Рядом с ней, сурово глянув на них, топтался круглолицый низкорослый мальчик в кирпично-красном костюмчике.

- Госпожа вар Анагыд, мы необычайно рады вас видеть. - улыбнулась Йеннифер. - Как тебя зовут, малыш? - обратилась она к мальчику.

- Агирре Бартоло Свен. Сын Язона. - буркнул он.

Глаза Йеннифер расширились.

- О!

Геральт видел то, что видела она. Мальчик был, несомненно, краснолюдом. Госпожа Ассирэ, как всегда, экстравагантностью превзошла всех. Через несколько минут нильфгаардка и ребёнок отошли. В её обществе он перестал хмуриться и пару раз улыбнулся вполне мило.
- Да, трудно меня удивить, после всего этого, но она смогла. Краснолюд! - вздохнула Йеннифер, и покачала головой. - Видно, сирота со времён погромов в людских городах. Причём явно клан обезлюдел, иначе бы родня не отдала бы его.

***

".. Когда за святой матерью Ассирэ пришли толпой, с факелами и профосом, дабы тащить её на пытки, в дверях перед ними встал Агирре, сын Язона. Он дал ей время, мать Ассирэ успела сжечь бумаги, которые могли послужить обвинению и стать причиной гибели верных людей, и выпустить черным ходом Картию ван Картен и девушку-ассистента. Изрядно поредевшая и обозлённая толпа перешагнула окровавленное тело на пороге. После недели мучительств, ничего и никого не выдав, святая мать-мученица Ассирэ была сожжена на костре. Тело, а точней, то что от него осталось, выкрали верные люди, и много позже погребли рядом с Агирре. История Спиро, приёмного сына Филиппы, была печальна и поучительна. Ещё не закончив Академию, он влюбился во внучку барона Суркратасса, который давно сотрудничал с инквизицией Вечного огня. Через Спиро Эйльхарта инквизиторам стали известны подробности, касавшиеся финансовых дел Филиппы, и после ужасающих масштабов чумы в Новиграде, когда люди искали, на ком сорвать злость, Филиппу и многих магиков оклеветали, будто действуют они во вред королевству, подстрекают народ к беспорядкам и мятежам и готовят переворот. В народе же распустили слух, что эксперименты чародеев привели к моровому поветрию. Не обошлось и без ренегатов-магиков, которые помогли обмануть её и сковать двимеритом, но молва приписывала главную роль в предательстве именно приёмному сыну чародейки. После пыток Филиппу сожгли, а прах её развеяли. В ужасе от содеянного, Спиро Эйльхарт исчез, ходили слухи, что он бежал за горы Амелл, мучимый совестью и страхом возмездия.

Гонения на магиков были успешны и оттого, что ренегаты магического цеха, добровольно выбравшие Святую Церковь, или подкупленные ею, предали множество чародеев в её руки, и помогали убийствам и пленению. Но большинство приёмных детей магиков, несмотря ни на что, не бросили их. Те, кто были негласными фактотумами при дворах королей, при магистратах и в армиях, выкупали и прятали родителей от инквизиции, проявляя воистину чудеса изворотливости. Те, которые стали телохранителями или личными ассистентами, дрались за них, пускали преследователей по ложному следу или вместе исчезали в изгнании. Дети Кейры Мец, купидоны, выросшие в ловких и жилистых бойцов, сражались вместе с матерью против целого отряда с двумя магиками-ренегатами. После того, как её оглушили заклятьем, они телепортировались с её телом в заранее заряженный на амулет портал. Многие стали медиками и медичками, и погибли во время первого и второго морового поветрия. Магики и магическая наука вышли из потрясений того времени обновлёнными, до неузнаваемости изменившимися - но жизнеспособными. Капитул, он же Ложа из Монтекальво, в последний возможный момент заложил возможность изменений в среде магиков, цеховой и косной в своей основе - те, кто не мог оставить потомства, но смог перешагнуть через страх и предрассудки - выиграли. В конечном итоге. И, так или иначе - продолжились вопреки всему.".


Из Книги Святой матери Трисс, великомученицы:

"...Глупо было бы думать, что усыновление детей разом разрешило бы все те проблемы, которые встали перед магическим сообществом в современном нам мире. Эгоизм, властолюбие и стяжательство вызывают всё большее отвращение, а снобизм и высокомерие - жажду мести со стороны тех, кого мы в силе своей считаем чем-то вроде пыли под ногами. Скорей, усыновление (а точней, его принципиальная возможность) это наиболее яркий атрибут общей идеи о том, что выживание предполагает развитие. Оно призвано, под предлогом пусть и частичного выполнения мечты - ставить вопросы. О том, в каком обществе придётся жить чародеям дальше, и будет ли в нём место чародейству и магической науке вообще. Об ошибках кастовости, которые ведут только вниз, и о человеческих чувствах, общих для всех нас. Наши гигантские возможности можно уподобить ручью, бесплодно звенящему в пустыне, не поящему жаждущих, но лишь бесконечно обращённому в самоё себя. Это могут быть игры чистого разума и горние выси науки, бессмысленная роскошь или забавы пресыщенного духа, столь же хладные, сколь и отталкивающие. И я говорю вам, если мы хотим выжить - нам должно идти вверх и вести за собой других, сеять семена новой жизни, сеять свободу мыслить, свободу чувствовать, пользуясь для этого возможностями, имеющимися у нас, чародеев. И самым простым, обманчиво простым, но чудесно подходящим к этому инструментом являются дети. Свои собственные или, в случае магиков, свои собственные приёмные. Потому что отношения меняют людей. Родительские отношения меняют людей особым образом. И поэтому, понимая, что это не вся истина, я тем не менее говорю вам - если сердце ваше согласно, то идите этим путём. В детях будет ваше продолжение, и будущее ваше положите в них, ибо так вы сохраните его."